Эрвина Блюменфельд: золотое сечение гения

Этой весной на биеннале «Мода и стиль в фотографии» выставка Эрвина Блюменфельда — один из главных номеров программы. Его творчество как будто вбирает все самое лучшее и стереотипное (то есть классическое), что в нашем представлении составляет хорошую фотографию. Обнаженная натура (естественно, женская) — изящная, нежная, но не чувственная, почти не эротичная. Остроумные эксперименты с формой, цветом, фактурами и техническими возможностями фотографии — все самые замечательные открытия авангарда 1930-х годов: коллаж, монтаж, выделение фрагментов, соляризация, визуальные загадки, зеркала и отражения, мультиэкспозиции, необычный взгляд на привычное. Классическая fashion-фотография 30–50-х — изысканная, сдержанная, аристократическая роскошь.

Текст: Ирина Толкачева; Фото: Эрвин Блюменфельд

Эрвин Блюменфельд

Автопортрет. Париж. Ок. 1938

Серебряно-желатиновая печать

Коллекция Элен и Йорика Блюменфельдов

Биография Блюменфельда, полная приключений и драм, также в своем роде классична: в том, как он проживал свою жизнь, и в том, как относился к искусству. Немецкий еврей, в юности хлебнувший ужасов Первой мировой, поживший в разных странах, сражавшийся с обстоятельствами, побывавший в лагерях и, в конце концов, обосновавшийся в Нью-Йорке, где к нему сразу пришел успех. Незнание языка, большая семья, трудности эмиграции не мешают, если у тебя есть талант, репутация, воля к жизни и неослабевающая тяга к самовыражению в творчестве.

Отношение Блюменфельда к фотографии также вполне типично для классика первой половины и середины века. Он любит женщин, он одержим женскими формами и красотой, но его ню холодны, он намеренно отстранен. Восхищение, вожделение, страх он трансформирует в деформации, деконструкции, причудливые гротески. Не слишком, впрочем, радикальные. Типичный подход сюрреалиста к женской натуре, но не нарушающий границ благопристойности, не противоречащий привычным, традиционным понятиям о красоте, но и не угождающий массовому вкусу (“Beauty doеsn’t have to be pretty” — «Красота не должна быть «хорошенькой»).

В Америке Блюменфельд — остроумный, высококультурный и высокооплачиваемый фэшн-фотограф. Воплощающий изысканные визуальные формулы, любящий живописные ассоциации, виртуозно работающий с цветом, придумывающий нестандартные приемы и получающий эффектные фотографии. Простые и изящно-лаконичные, но выглядящие настолько необычно, что даже профессионалы часто не понимают, как они сделаны. И при всем этом Блюменфельд не считает свою деятельность на этом поприще искусством и творчеством. Коммерческая фотография недостаточно благородна. Тщательно отобранное самим Блюменфельдом портфолио — книга «Сто моих лучших фотографий» — включает лишь четыре снимка, сделанных для глянца.

Этой точки зрения придерживаются многие классики, разделяя работу «для себя» и «для заработка». И они же уходят из модной индустрии в начале 1960-х, когда наступают новые времена и некие условные стандарты попираются и здесь, в угоду «массовому», «доступному», «вульгарному». Обозреватель одной из выставок Блюменфельда из Financial Times Фрэнсис Ходжсон назвал его более остроумным экспериментатором, чем Ман Рэй, и более выразительным в качестве fashion-новатора, чем Ирвинг Пенн.

Эрвин Блюменфельд

Три профиля. Вариант фотографии, опубликованной в Photograph Annual к статье «Цвет и свет». 1952

Струйная печать на баритовой бумаге, 2012

Коллекция Генри Блюменфельда

Эрвин Блюменфельд

Вариант обложки для американского Vogue «А ты сделал вклад для Красного Креста?». 15 марта 1945 г.

Струйная печать на баритовой бумаге, 2012

Коллекция Генри Блюменфельда

Эрвин Блюменфельд

Сесил Битон, фотограф. 1946

Частичная соляризация

Винтажная серебряно-желатиновая печать

Швейцария, частная коллекция

Мнение не каноничное, но возможное. Вероятно, Блюменфельда можно назвать Рафаэлем мира fashion- и арт-фотографии. Золотой стандарт, золотая середина, но «середина гения» — абсолютная гармония, синтез реализма, стилизации, красоты, женственности, грации, вкуса. И все это сформировалось и сложилось из неотъемлемых компонентов, ассоциирующихся с художественной средой начала века: бунт, эксперимент, сомнения, нонконформизм, дадаизм и сюрреализм.

При всей образцовости и эталонности история и творчество Блюменфельда, разумеется, не лишены мелких частностей, «пунктумов». В аннотации к выставке говорится, что его жизнь и работа могут «служить документальным источником по истории мировой социально-политической сцены» соответствующего периода. Как видим, это действительно так, и это очевидно даже при поверхностном взгляде. Но, тем не менее, есть значимые мелочи.

Например, рассматривая фотографии из Vogue, вдруг замечаешь морщины вокруг глаз модели и понимаешь, насколько отличается аристократичный гламур 1940-х от современных стандартов. Модели Блюменфельда выглядят зрелыми женщинами, с осмысленным взглядом и личной историей, пусть и неразличимой под броней безупречной элегантности. Или вот, например, интересный факт: Блюменфельд был первым, кто сфотографировал для Vogue чернокожую модель — Бани Йелвертон — в 1958 году. Правда, поместив на краю кадра, чтобы, в случае общественного возмущения, отрезать ее.

Личная жизнь Блюменфельда вполне укладывается в представления о патриархальной «богеме» — с молодыми любовницами и прочими шалостями, но именно ему приходит в голову разыскать и сфотографировать обнаженной 80-летнюю модель Родена, в юности позировавшую для знаменитой скульптуры «Поцелуй». Это говорит о том, что он задумывается о разнообразии чувственного опыта и о том, как он претворяется в образах искусства и медиа.

Судя по автобиографии, а также по воспоминаниям знавших его людей, Блюменфельд никогда не относился к себе и своей работе всерьез, так же, как, видимо, и ко всему окружающему миру. Впрочем, ирония и едкий сарказм его текстов не противоречат эскапизму его творчества. Человек, переживший войну, тревожные тридцатые, лагеря, переезды, влюбленности и славу, разработавший эталоны и образцы фотографического мастерства для современников и потомков, в конце концов, совершивший экстравагантное самоубийство, — вот кто такой Эрвин Блюменфельд.

И мы еще не все о нем знаем. После его смерти отпечатки, рисунки, коллажи и негативы были поровну поделены между тремя детьми и молодой любовницей. До последнего времени все это так и существовало в раздробленном виде, многое никогда не выставлялось и не публиковалось. Сейчас его внуки работают над тем, чтобы собрать все воедино и систематизировать, хотя бы виртуально. Так что, возможно, впереди нас еще ждут открытия. Едва ли принципиальные и крупные, но наверняка небезынтересные для истории фотографии, моды и наших взглядов на прошедшее столетие.