Миссис Кэмерон: без суетливой повседневности

В московском Мультимедиа Арт музее демонстрируется выставка фотографий легендарной Джулии Маргарет Кэмерон. Имя английской леди-фотографа известно любому, кто хотя бы поверхностно знаком с историей фотографии. Кэмерон не была профессионалом, то есть человеком, работавшим в студии с клиентами, или сотрудничавшим с государственными проектами, или каким-либо еще способом зарабатывавшим себе на жизнь фотографией. Это можно объяснить многими причинами. Во-первых, в силу социального положения, Джулии не нужно было работать. Во-вторых, если бы такая необходимость все же возникла, вряд ли она, женщина XIX века, выбрала бы фотографию в качестве средства заработка.

Текст: ИРИНА ТОЛКАЧЕВА, ФОТО: ДЖУЛИЯ КЭМЕРОН,

благодарим Мультимедиа Арт музей, Москва за предоставленные для публикации фотографии Джулии Маргарет Кэмерон.

Генри Гершель Гей Кэмерон.

© Victoria and Albert Museum, Лондон

Фотография — сравнительно молодое средство эстетического самовыражения. С первых своих шагов она стала одним из самых демократичных искусств. В силу ряда социальных причин соотношение известных мужчин и женщин в творческих профессиях весьма неравномерно, но в фотографии этот перекос заметен, пожалуй, меньше всего. Первыми женщинами, имевшими дело с фотографическими технологиями, чьи имена известны в истории, были Констанс Тальбот — жена изобретателя негативно-позитивного процесса и Анна Аткинс — английский ботаник.

К сожалению, ни одной фотографии первой из названных женщин не сохранилось, и мы ничего не можем сказать о ее вкладе в историю. Зато вторая была автором первого в мире научного труда, проиллюстрированного не рисунками, сделанными рукой человека, а отпечатками, оставленными самой натурой на светочувствительной поверхности. Книга Анны Аткинс «Водоросли Британии» с фотограммами в технике цианотипии была издана в 1843 году — на полгода раньше знаменитой фотокниги Тальбота «Карандаш природы».

Наличие множества прославленных женщин-фотографов в XX веке не удивляет. В XIX же дела обстояли немного по-другому, но и это эпическое время фотографов-пионеров знает своих героинь. Так же, как их коллеги-мужчины, они создавали нечто новое и интересное в той области, где пока было немного высоких образцов для подражания, и приходилось творить их самостоятельно, ориентируясь на собственные представления о прекрасном, какими бы они ни были.

© Victoria and Albert Museum, Лондон

Таковы особенности эпохи, не позволявшей большинству женщин успешно осваивать ряд профессий, считавшихся подходящими только для другой половины человечества. Джулия была увлеченным любителем, которых было много как среди мужчин, так и среди женщин высшего и среднего класса. То есть человеком, который имел оборудование, освоил технологию и воплощал свои идеи в кругу единомышленников, иногда даже выставляясь, публикуясь и получая отзывы в прессе.

Она делала портреты известных людей, своих современников, и оставила немалое число постановочных фотографий в викторианском духе — героических мужчин, нежных женщин и прелестных детей. Все они имеют вид прекрасных мечтателей, возвышенных, просветленных, меланхоличных и мудрых, не прикасающихся к суетливой материальной повседневности. Миссис Кэмерон всегда вспоминают при разговоре о фотографах, связанных с кругом художников-прерафаэлитов. Сейчас она бесспорный классик фотоискусства, и хотя отношение к художественным достоинствам ее работ остается неоднозначным, их историческая ценность не подвергается сомнению.

Джулия Маргарет была типичным и нетипичным представителем своего времени. Не вполне типичными были ее поведение, образ жизни и сами фотографии, но типичными — взгляды на искусство и эстетические настроения эпохи, проводником которых она была как фотограф, считающий себя художником. Она оставила потомкам несколько сотен фотографий, часть из которых признается шедеврами, а другая вызывает снисходительную улыбку у критиков, но все равно неизменно чем-то очаровывает. К ним возвращаются вновь и вновь и рассматривают с разных точек зрения, подвергая анализу, с одной стороны, в качестве документа эпохи, с другой — в качестве эстетического объекта. Впрочем, любое произведение искусства одновременно является и тем, и другим.

Камера появилась у Джулии Кэмерон в 1863 году, в разгар «визиточного бума», когда массовое распространение дешевых снимков размером с визитную карточку заставило некоторых мастеров фотографии разочароваться в судьбе своего благородного средства, как и в поведении коллег, которые с готовностью бросились угождать непритязательным вкусам массовой публики. Миссис Кэмерон была 48-летней женщиной, женой уважаемого джентльмена, занимавшего почетный пост в английской администрации в Калькутте и владевшего кофейными плантациями на Цейлоне.

У нее было шестеро своих и столько же приемных детей, дом в Лондоне и еще один на острове Уайт и огромный круг общения, в который входили не только многочисленные родственники, но и цвет британской интеллектуальной элиты: художники, писатели, ученые. Одна из сестер Джулии Маргарет собирала у себя светские вечера, на которых бывали Чарльз Дарвин, Роберт Браунинг, Данте Габриэль Россетти, Эдвард Берн-Джонс и Джон Гершель. В деревне Фрешуотер на острове Уайт ее соседом был прославленный литератор — Альфред Теннисон, ее другом и наставником — живописец Джордж Фредерик Уоттс, среди гостей, друзей и корреспондентов семейства Кэмерон можно было встретить Карлейля, Лонгфелло, Теккерея, Троллопа, Уистлера, Рёскина.

© Victoria and Albert Museum, Лондон

Миссис Кэмерон была чрезвычайно активной и деятельной натурой, не только занятой делами семьи, но и принимавшей живое участие в жизни своих замечательных знакомых. Ежемесячно она писала по триста писем и обеспечивала маленький телеграф Фрешуотера работой, отправляя не менее шести телеграмм в день. Энергия и интерес к жизни заставляли ее находиться в постоянном движении и молниеносно исполнять свои замыслы.

Ей ничего не стоило организовать прислугу и домочадцев на то, чтобы прорубить окно в слишком темной гостевой спальне, застеклить и повесить занавески, пока гость отсутствует, или за одну ночь уничтожить надоевший огород и устроить на его месте ровно подстриженную лужайку. Или во время бессонницы в гостях собственноручно украсить скучную мебель в доме хозяев переводными картинками. Проблемы и радости друзей и родственников вызывали отнюдь не праздный интерес миссис Кэмерон. Хотя многие сетовали на ее неуемное стремление окружить всех любовью и заботой, все признавали, что оно вполне искреннее.

Нестандартность леди Кэмерон отмечали все. Ее поведение было совершенно независимым, иногда странным, иногда нелепым и вызывающим, и различные занимательные истории из ее жизни, ее забавные выходки непременно всплывают во всех более-менее подробных биографиях. Но так как благородное происхождение леди, ум, эрудиция и добросердечность не вызывали сомнений, никто не считал ее поступки неподобающими — их считали эксцентричными, а эксцентричность — вполне легитимная черта английского характера.

В 1863 году мистер Кэмерон с сыновьями отбыл на Цейлон, чтобы заняться делами плантаций. Финансовые трудности семьи и разлука с родными заставили мисс Кэмерон грустить, и именно в этот момент дочь и зять подарили ей камеру со словами: «Это может развлечь тебя, мама, в твоем уединении во Фрешуотере». Миссис Кэмерон приступила к новому занятию с энтузиазмом и целеустремленностью — так же, как она подходила к любому делу, которое должно быть сделано. «Я устроила в угольном сарае лабораторию, а из курятника сделала студию. Куры получили свободу. Больше мои мальчики не ели свежих яиц, а куриное общество сменилось обществом поэтов, пророков, художников и прелестных девушек, которые поочередно были запечатлены в скромной маленькой деревенской студии».

Вся вышеперечисленная интеллектуальная компания была сфотографирована миссис Кэмерон поочередно, а некоторые — неоднократно. Фотография стала главным занятием энергичной леди в последующие одиннадцать лет. Именно фотография позволила Джулии стать творцом — таким же, как окружавшие ее «лучшие люди Британии, сформировавшие столетие».

В XIX веке фотография в основном считалась чисто механическим средством, имеющим отношение больше к технологиям, чем к творчеству, и ее попытки претендовать на область Изящного неоднократно оспаривались, критиковались и высмеивались. Но одновременно для многих фотография была способом воплотить художественный образ не хуже, чем в живописи. Для интеллектуалов, не владевших кистью и карандашом, но питавших любовь ко всему прекрасному и возвышенному в Природе, Искусстве и Человеке, она стала способом воплощения философских воззрений и эстетическим кредо. Именно к таким людям принадлежали изобретатель калотипии джентльмен-эрудит Уильям Генри Фокс Тальбот и «леди-любитель» Джулия Маргарет Кэмерон.

Творческое наследие Кэмерон отчетливо разделяется на две части: портреты и постановочные сцены. И в том, и в другом случае она делала нечто, ощутимо отличавшееся как от продукции профессиональных портретных студий, так и от «художественной фотографии», которой занимались известные мастера вроде Рейландера и Генри Робинсона. Ее стиль портретирования был новаторским и, пожалуй, даже революционным для того века. Кэмерон практиковала нетипично крупный план и плотное кадрирование. Темный фон, скудное освещение, модель задрапирована черной тканью. Крупный формат негатива, долгая выдержка, мягкий фокус. Максима «не в фокусе» стала визитной карточкой фотографа Кэмерон. «Что такое фокус, и кто сказал, что фокус в том, чтобы все поклонялись фокусу?»

В результате получался зыбкий, слегка туманный образ личности немного не от мира сего, всматривающейся в себя или пребывающей в нездешних сферах, чьи светящиеся дрожащие черты проступают из темноты. Именно таким был для миссис Кэмерон способ передать одухотворенность, высокий интеллект и нравственное совершенство своих персонажей. И этот способ впечатлял современников, традиционно привыкших видеть в портрете больше деталей и точных подробностей, и потомков, часть которых считали Джулию Маргарет одним из лучших портретистов своего времени.

Сюжетные постановки Кэмерон представляют собой аллегории или иллюстрации различных сюжетов: мифологических, библейских, шекспировских, средневековых и т. п. Все те возвышенные источники, которые равно привлекали и живописцев. Opus Magnum для Кэмерон стало иллюстрирование поэтического цикла о короле Артуре — «Королевские идиллии» Альфреда Теннисона, о котором поэт сам попросил фотографа.

В своем стремлении к идеальному воплощению замысла Кэмерон не щадила ни прислугу, ни родственников, ни гостей, ни случайных прохожих, встретившихся ей на прогулке. Для олицетворения таких категорий, как Умеренность, Меланхолия, «Майский день», или персонажей вроде Зенобии, Гипатии, Помоны или Девы Марии подходила не любая модель. Кэмерон могла проводить недели в мучительных поисках подходящего Ланселота или Яго — в которых идеально сойдутся возраст, внешность, выражение лица и неуловимое ощущение подлинности характера. Если же идеальная модель находилась, она едва ли могла избежать неминуемой судьбы быть сфотографированной Джулией Кэмерон…

© Victoria and Albert Museum, Лондон

«Появляется тетя Джулия — ужасная пожилая женщина, крепкая и приземистая, совершенно лишенная красоты и грации своих сестер. На ней темное платье, закапанное химикалиями (и пахнущее ими же). Ее полноватое лицо имеет решительное выражение, ее взгляд пронзителен, а голос резок и сух, хотя и не лишен приятности. И вот нас принуждают к служению Камере. Мы изображаем рождественских ангелов.

На нас скромные одежды, тяжелые лебединые крылья привязаны к нашим хрупким плечам, и тетя Джулия безжалостной рукой ерошит наши волосы, уничтожая скучные аккуратные прически. Неудивительно, что на фотографии небесные защитники выглядят встревоженными и мрачными. «Стойте здесь!» — командует тетя, и мы стоим часами, уставившись на божественное дитя в бутафорских яслях. Дитя спит, его обеспокоенные родители выдворены из помещения и ни за что не смогут спасти его. Им, как и нам, остается только смириться и ждать, когда тетя Джулия закончит.»

Упомянутое позирование часами — вовсе не преувеличение. Кэмерон намеренно использовала весьма скудное направленное освещение, добиваясь «рембрандтовского» эффекта, и крупный формат негатива. Ее первая камера была приспособлена под формат 11×9 дюймов, а вторая — 15×12. Выдержки, в течение которых позирующие должны были сидеть неподвижно (фотограф любезно сообщала им, что они могут моргать и дышать, но должны все время смотреть в одну точку, иначе ее дорогостоящие эмульсии будут потрачены зря), составляли от трех до семи минут. Если фотография не выходила с первого раза, процедура повторялась до достижения приемлемого результата.

К середине XIX века уже давно не было необходимости в столь долгих выдержках. В типичной портретной студии в самом худшем случае нужно было позировать фотографу около десяти секунд. И столь крупный формат к этому времени не использовался массово, став уделом лишь отважных энтузиастов с особыми претензиями. Но Кэмерон, добиваясь нужного ей настроения и впечатления, имела собственный подход к технологиям, что становилось настоящей пыткой для ее моделей.

Кэмерон работала как независимый художник, ориентирующийся только на собственное мнение и мнение друзей. Художник, абсолютно свободный в выборе сюжетов и моделей, презирающий условности и практически не общавшийся с кругом профессионалов. Техническое качество работы ее также мало волновало. Кроме вольного обращения с фокусом и «эскизной» размытости ее отпечатки часто страдали от механических повреждений негатива и были покрыты пятнами и царапинами.

При этом Джулия Маргарет никогда ничего не исправляла и не ретушировала, что было предметом ее особой гордости. Ее не смущали технические недостатки — главным был художественный замысел. Отстранившись от профессиональных кругов, Кэмерон, тем не менее, состояла в Лондонском фотографическом обществе и выставлялась вместе с его членами на международных выставках (и завоевывала награды), а также имела собственные персональные выставки, на которых можно было приобрести отпечатки.

© Victoria and Albert Museum, Лондон

Работы «леди-любителя» были известны публике и фотографам. Воспринимались они при этом неоднозначно. В газетах иногда появлялись доброжелательные обзоры, написанные друзьями Кэмерон, которые отмечали ее вкус, талант и бесспорные художественные достоинства снимков. Фотографическая пресса недоумевала, но признавала, что, если подобная работа находит своих восторженных почитателей среди уважаемых людей, значит, в ней что-то есть. Между изданиями The Photographic News и The Photographic Journal даже развернулась полемика по поводу ее работ: не странно ли, что подобные фотографии отмечают призами, в то время как они вообще не заслуживают того, чтобы выставляться.

Искреннее служение Красоте и поиски Идеала делали Кэмерон, кроме всего прочего, очень демократичным художником, который, невзирая на сословия, профессии и общественное положение, смотрел лишь на то, достаточно ли в человеке качеств, которые позволят ему стать воплощением ее замысла. Кэмерон, по сути, является высоким фотографическим гуманистом, для которого и горничная, и прославленный поэт, и кронпринц были равно интересной натурой. Не из-за социального статуса и личной истории, а в качестве носителей разных проявлений божественной сущности. Это придает ее работе еще одно интересное измерение.

Современники Кэмерон (такие же романтики, как она), хвалившие ее фотографии, очевидно, ощущали ее искренний восторг и поклонение прекрасному и разделяли ее чувства. «Красота» — последнее слово, сказанное Джулией Маргарет Кэмерон на смертном одре. Пусть сейчас многие ее работы выглядят сентиментальными, наивными и забавными, но они, несомненно, отражают ментальность целой эпохи.

После того, как в 1948 году вышло первое издание книги Гернсхайма о Кэмерон, «леди-любитель» стала полноценной частью истории. Ее слава в финансовом эквиваленте достигла кульминации в 1974 году, когда один из ее женских портретов был продан на аукционе «Сотбис» за наивысшую на тот момент для фотографии цену — 1500 фунтов стерлингов.

Большая часть фотографий Кэмерон сейчас содержится в лондонском музее Виктории и Альберта, хотя коллекции ее работ есть во многих других собраниях, в том числе в Соединенных Штатах. Джулия Маргарет щедро дарила свои фотографии и целые альбомы разным людям — от садовника до членов королевских фамилий — в знак любви, благодарности или симпатии.