Борис Смелов — фотограф с безупречной репутацией

Творчество легендарного петербургского фотографа Бориса Смелова вызывает интерес у искусствоведов, критиков, теоретиков, историков и любителей фотографии. В 2009 году в Государственном Эрмитаже была показана самая большая выставка его фотографий. Никого не оставляет равнодушным ни одно упоминание о Пти-Борисе. Почему? На этот вопрос мы попытались ответить, приводя различные точки зрения, воспоминания, сохранившиеся во времени цитаты из самого Бориса Смелова.

Автопортрет. 1997

Фотограф Борис Смелов еще при жизни стал легендой питерской фотографии.

– Ты хочешь, чтобы и солнце и луна, и наводнение и снег, — и все это в одном кадре??? Но ведь это конец света?

– Да.

Из диалога Бориса Смелова с Машей Снигиревской

Николаевский мост. 1995

Аркадий Ипполитов

старший научный сотрудник отдела западноевропейского

изобразительного искусства Государственного Эрмитажа,

автор концепции и куратор выставки «Борис Смелов. Ретроспектива»

(Государственный Эрмитаж, 20 марта — 28 июня 2009 года)

Фотограф Борис Смелов (1951—1998) еще при жизни стал легендой питерской фотографии, живым классиком, вызывавшим самое настоящее поклонение у всех, кто хоть как-то был связан с искусством светописи.

Любой более или менее заметный сегодняшний питерский фотограф не избежал его влияния. Созданный им образ Петербурга — это не просто качественные снимки, но, безусловно, самое выразительное высказывание, что было сделано об этом городе в конце прошлого века, высказывание, по своему значению равное поэзии Бродского.

Его творчество — самое ценное и яркое явление петербургской культуры 70—90-х гг., с Петербургом связанное, Петербургу посвященное и Петербургом определенное, но при этом выходящее на международный уровень, так как его произведения сопоставимы с самыми высокими образцами мировой фотографии.

Звук гобоя. 1972

Дэвид Гэллоуэй. Город теней. Город слез

Проф. Дэвид Гэллоуэй

историк современного искусства,

художественный критик (ARTnews, International Herald Tribune),

редактор журнала Art in America,

куратор интернациональных выставок,

автор и издатель многочисленных книг по искусству

Интересно представить себе, как Борис Смелов отреагировал бы на цифровую революцию в фотографии, которая в 1998 году, когда он умер, еще только начинала расправлять над миром свои крылья. С одной стороны, этого фотохудожника всегда увлекали новинки фотографической техники, и он часто сожалел о том, как трудно было достать новейшее оборудование и материалы в Советском Союзе, где официальным признанием пользовалась только журналистская и любительская фотография. Тем не менее, у Смелова были первоклассные камеры, и он всегда печатал снимки на высококачественной фотобумаге. Ему было очевидно, что развитие техники, естественно, влечет за собой и качественные ее изменения. В одном интервью, опубликованном в 1988 году, Смелов высказал мысль, что появление камер-автоматов и новой техники для проявки и печати снимков расширило «творческие горизонты, обогатило образный строй и даже видение фотографов». Но не к любым новациям он относился с энтузиазмом: «Возможность сделать качественную «карточку», не обладая ни умом, ни культурой, несет в себе опасность оглупления фотографии». Неудивительно, что он предвосхитил то явление, которое многие впоследствии рассматривали в качестве оборотной стороны цифровой эстетики, заполонившей художественный рынок в конце прошлого столетия: без авторского взгляда на мир, без человеческой позиции художника результаты оказываются «пусты и холодны».

В размышлениях Смелова о фотографии главное слово всегда — «культура». Когда его спросили, каким должно быть в идеале образование у фотографа, он ответил, что полезнее было бы не техническое, а гуманитарное — философское, психологическое, искусствоведческое. Хотя, по мнению многих, «картины говорят громче, чем слова», стоит отметить, что среди предметов, важных для будущего фотографа, Смелов включал в свой учебный план иностранные языки.

Его фотографии были завещанием преданного своему делу мастера, который любил философию Достоевского, картины Ван Гога и музыку Моцарта, но при этом читал и теоретические работы Зигфрида Кракауэра и Ролана Барта и был щедр на похвалы, когда оценивал произведения своих коллег. В области фотографии его любимцами были Анри Картье-Брессон и Йозеф Судек, который преподнес ему самый главный урок: «Каждый предмет материального мира наделен собственной душой».

В начале своей карьеры фотографа Смелов делал портреты писателей и художников андеграунда, включая себя самого, а иногда работал — с огромным успехом — в жанре натюрморта. Его «Натюрморт с гранатом» (1988) и «Натюрморт с кривым зеркалом» (1991) являются подлинными шедеврами этого жанра. В них прекрасно видно, как хорошо Смелов знал живопись Возрождения.

Но по сути своей он был фотографом-летописцем города, причем не какого-нибудь, а Ленинграда / Санкт-Петербурга, где он родился и умер. Он, таким образом, продолжал великую традицию городской фотографии, которая зародилась в XIX веке вместе с появлением этого вида искусства. То была эпоха стремительной урбанизации и индустриализации. Контраст между богатством и бедностью, между солнечными бульварами и темными проулками, между роскошными общественными зданиями и ветхими доходными домами служил неисчерпаемым источником мотивов для фотоснимков.

Работа Смелова «Тучков переулок» (1995) свидетельствует, что контраст этот сохранил свою силу и много десятилетий спустя. На фотографии, отличающейся строгой геометрической композицией, мы видим пожилую женщину, которая, опираясь на палку, осторожно ступает вдоль узкой полосы света, падающей параллельно безликой стене прямоугольного здания. Ее путь пересекает затененный переулок, в глубине которого видны несколько деревьев: возможно, это парк, один из любимых мотивов фотографа. Тени на переднем плане — явно от дерева, которого в кадре не видно. Язык противопоставлений прост, но богат и выразителен: светлое и темное, архитектура и природа, человек и анонимный городской пейзаж. В других работах, включая такие мрачные этюды, как «Человек с ведром» (1974) и «Стена» (1975), природы нет — есть только унылые лабиринты, в которые загнаны невидимые жильцы. Нужно иметь в виду, что эти работы относятся к особенно важному и богатому событиями периоду в творческой биографии Смелова, когда он впервые получил общественное признание, но вместе с тем его начали преследовать власти, которые в 1975 году закрыли его выставку во Дворце культуры «Выборгский» и конфисковали выставленные там работы.

В городских пейзажах Смелова сравнительно редко увидишь фигуру человека, а те люди, которые там встречаются, например, в работе «Две фигуры в подворотне» (1971), по сути своей безымянные статисты, которые явно привлекают художника из-за интересной игры света и тени, а не как личности. «Серебряный мальчик» (1995) представляет собой поразительное исключение из правила: в этой композиции человеческая фигура образует подлинный центр. В большинстве же случаев фигуры, появляющиеся на снимках Смелова, это не живые люди: это каменные статуи на кладбище, скульптуры, украшающие фонтан или мост, например кентавр, так изящно балансирующий в работах «Павловск, Кентаврский мост I» (1975) и «Павловск, Кентаврский мост II» (1994). Интересно отметить, что в более поздней работе выдвигается на первый план природная среда, в то время как сама скульптура почти полностью поглощена тенью.

Есть у Смелова и архитектурные этюды, граничащие с геометрической абстракцией. Свет, падающий наискосок через окна; арки, пересекаемые границей между светом и тьмою; закрученные спиралью лестницы и балюстрады — эти мотивы, очевидно, привлекали художника именно своей формой. Впрочем, Смелов, интересовавшийся современной философией, видел в них, возможно, и экзистенциальные коннотации. Атмосфера тайны и печали царит в этих петербургских городских пейзажах — отчасти потому, что Смелов редко фотографировал при ярком солнечном свете. Иногда мы видим на снимках блекнущий свет вечера, но больше всего художник любил освещение раннего утра, когда солнечные лучи еще только начинали рассеивать туман над кладбищем, мостом или детской площадкой. Тени в эти утренние часы получались длинные и глубокие, так что выделенные светом детали выступали особенно ярко. Глядя на фотографии Смелова, мы воспринимаем Ленинград / Петербург не как тот город света, который задумывали архитекторы при Петре Великом. При всем великолепии, которое встречается в этом городе, он есть мир теней и — зачастую — мир слез. В статье, озаглавленной «После Раскольникова: российская фотография сегодня», критик Джон П. Джейкоб назвал Смелова «мастером школы спиритуального эстетизма». Действительно, цикл «Памяти Достоевского» мог бы послужить своего рода рассказом обо всем творчестве этого художника — потрясающе одаренного и стоящего особняком в фотоискусстве.

Сенной мост. 1993

Борис Смелов. Из интервью разных лет

Необходима тайна

Советское фото. 1988. № 10.

– Что Вы подразумеваете, говоря об удачах и неудачах?

– Мои самые большие неудачи всегда были связаны с техническими аспектами фотографии, с ремеслом, когда из-за нетерпения и суеты я безвозвратно терял при съемке или в лаборатории лучшие кадры. А удача — это совпадение творческих стремлений, «предчувствия кадра» с конечным результатом. Вообще, я считаю себя представителем эмоциональной, интуитивной фотографии и, снимая, больше доверяю своим чувствам, чем предварительным замыслам. Но вместе с тем, не сочтите это за мистику, многие фотографии мне снились, и потом, порой спустя годы, я вдруг видел их воочию. И счастье, если в такие моменты камера и пленка были со мной.

– Что, на Ваш взгляд, можно и нужно делать, чтобы избежать «обезлички» фотографии?

– Нам очень не хватает сегодня серьезной теории фотографии. Здесь практически не ощущается притока молодых, свежих сил.

Вопрос образования для фотографов кажется мне чрезвычайно важным. Сам я с возрастом все болезненнее ощущаю его пробелы. Интересно, что большинство современных фотографов имеет техническое образование, а полезнее было бы гуманитарное — философское, психологическое, искусствоведческое, да еще со знанием иностранных языков. Ведь человек должен с легкостью ориентироваться в истории искусств, чтобы творить новую историю. Знать прошлое художник должен, может быть, даже лучше, чем настоящее, которое он может воспринимать на интуитивном уровне. Культура автора всегда, так или иначе, проявляется в его произведениях. И, думаю, без любви к философии Достоевского, живописи Ван Гога, музыке Моцарта не только я сам, но и мои работы были бы беднее.

– И последний вопрос. Есть ли такое качество, которым непременно обладает удачная фотография?

– Есть. В ней должна быть Тайна. Иначе будет утеряна многозначность ее восприятия.

Образ города

Субъектив. 1995. № 1.

В моей фотографии город занимает доминирующее место, хотя в последнее время, чтобы оживить его (и только поэтому), я все больше внимания уделяю людям в городе. Снимаю в инфракрасном свете на специальную пленку. Прежде я снимал на высокочувствительных эмульсиях с красным фильтром, чтобы достичь некоего драматизма, сгущенности, концентрации Петербурга. Инфракрасная пленка восхитила меня тем, что она дает некое новое качество и совершенно иной графический эффект. Сложность съемки заключается в том, что невозможно правильно провести экспонометрические замеры. Эта пленка бессмысленна в автоматических камерах, где чувствительность вводится. В чем прелесть работы с ней: добавляется еще один параметр, и не знаешь иногда, что получится, несмотря на многолетний опыт. Чем дальше живешь, тем меньше понимаешь воздействие света на эмульсию. Мы привыкли не учитывать тепловое излучение, а здесь же температура объектов влияет на общую экспозицию, но это влияние абсолютно нечем замерить. Естественно, приходится делать дубли, хотя жалко переводить дорогостоящий материал. Еще одна особенность: правильная фокусировка на такую пленку отличается от обычной. Небо очень затемняется, зелень высветляется, выглядит необычно. И поэтому нужен своеобразный подход к композиции, учитывающий все эти особенности.

Съемка на инфракрасную пленку помогает мне подчеркивать некий космизм города, его объектов, эпичность, значительность, трагизм. А снимки, сделанные на обыкновенную пленку в туманную погоду, учитывая ограничение или отсутствие задних планов, по сути, только передним планом и этой нежной жемчужной серостью подчеркивают некий локализованный лиризм. Но я должен сказать, что и в том, и в другом случае в моих фотографиях превалирует романтический подход.

Мой дом

Из интервью 1993 г. издателю альбома «Зимний Петербург» (1997).

– Как давно снимаете вообще, и в том числе зимой?

– Пожалуй, с тех пор, как отморозил руки и ноги в тринадцать лет.

– Какие особенности зимней съемки можете назвать?

– Изморозь, когда резкое падение температуры, и объектив под курткой и даже в кофре запотевает, потому, перед снимком, боковым зрением гляньте на линзы вашей камеры!

– Что привлекает в съемке города Санкт-Петербурга, и зимнего в частности?

– Грубо — отсутствие грязи. Если более тонко, то все то, что задумано и, кстати, воплощено всеми европейскими архитекторами. Зима, определенно, как и Нева в наводнение, — очищает, но уже в другом смысле.

– Какие моменты зимних съемок можете вспомнить?

– Срыв с крыши зимой: удалось, как кошке, через чердачное окно «дернуться», но может быть, зря…

– Чем должен располагать фотограф для съемки зимой?

– Я думаю, что здесь следует консультироваться с «Командой Кусто». Хорошо бы их в Неву, то-то! Если серьезно, главное — обувь. Валенки годятся, но не очень. Почему? Идеально для деревни, но, допустим, на крыше ваша зажатая стопа не прибавит вам ловкости.

– Используете ли режиссуру кадра или полагаетесь на случай?

– Интуитивный случай — когда снег, прохожий, мост, дом соединяются в непреложность, то есть в судьбу.

– Кто оказал на Вас влияние из мастеров фотографии?

– Интимный вопрос. В том смысле, что его постановка подразумевает для обывателя — на кого ты больше похож? Если на этого — куплю, а на другого — подожду, когда ты сам умрешь.

Из каталога выставки «Борис Смелов. Ретроспектива» в Государственном Эрмитаже

20 марта – 28 июня 2009 г.

Благодарим Фонд Бориса Смелова за предоставленные для публикации тексты и фотографии.

К выставке в Эрмитаже был издан альбом «Борис Смелов. Ретроспектива» (издательство KERBER, 448 стр., на русском и английском, 3500 экз., продается во всех книжных магазинах по искусству в Европе и США).